Книга Одесский листок сообщает  - Николай Свечин

Глава 5

Дознание полным ходом

Начались допросы. Арестованные уже знали, что случилось с податаманом, и не запирались. Лыков с Азвестопуло обошлись без рукоприкладства. «Ежики» рассказали кое-что интересное.

Во-первых, выяснилось, что Степка – большой любитель французской борьбы и часто ходит на представления. В Одесском цирке как раз проходил чемпионат при участии многих знаменитых борцов. И Балуца старался не пропускать важных схваток. Питерцы решили приобщиться к зрелищу и удостоить цирк своим вниманием. Чтобы опознать противника, они заставили «ежиков» подробно описать наружность атамана. И хотя словесный портрет его давно был составлен, в нем могли появиться изменения. Так и оказалось. «Ежики» сообщили, что Балуца отрастил бородку и щегольские усы, а волосы перекрасил в черный цвет, будучи от природы русым. Сыщики понимали, что после ареста шайки атаман может опять изменить внешность. Но вариант с бородой тоже следовало иметь в виду.

Во-вторых, бандиты рассказали, что Степка обещал им большое дело. Два десятка глотов хотели есть-пить и вообще жить красиво. Их надо было содержать, укрывать, подкармливать. Серьезные расходы – где взять столько денег? И Балуца задумал крупное ограбление. Подробностей «ежики» не знали. Главарь держал все в голове и не делился с подчиненными. А переговоры о будущем налете вел с пришлыми людьми, всегда с глазу на глаз. Теперь он остался без вооруженной силы. Значило ли это, что налет отменяется? Вовсе нет. Степка отчаянно дерзкий, а найти в Одессе новых скоков не проблема. Следовало срочно выяснить объект нападения, которое при характере Балуцы наверняка окончится большим кровопролитием.

Сыщики взялись за блатер-каинов Степки. Тут Лыкову помогла его феноменальная память. Когда он проходил по общей комнате сыскного отделения, то увидел в руках у надзирателя Кириакова тоненькую книжку.

– Это что такое? – спросил коллежский советник.

– Да так, ерунда, – вскочил надзиратель. – Чтиво для недоумков.

Алексей Николаевич взял книжку в руки и прочитал вслух название:

– «Похищение Людмилы лесным разбойником Александром. Настоящие похождения и кровавые набеги разбойника Александра, составленные по верным запискам черниговских агентов. Издание Андрея Тяжелоиспытанного. Выпуск номер семь». Вы где это взяли?

– Конфисковали у старьевщика Самуила Пружинера с Молдаванки. Это незаконная литература, градоначальник запретил ее распространение.

– За что?

– За разжигание нездорового любопытства и порнографию.

Лыков задумался:

– Пружинер тот, которого упомянул Белбес?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Подозревается в скупке краденого у банды «ежиков».

– А еще что-нибудь любопытное взяли?

– Пока нет, – ответил Кириаков. – Так, дюжину бимбор, в смысле – часов. Запонки, один порт-папирос… Но это мелочишка, то, что он не боялся держать у себя. А саму хавиру мы пока не нашли.

Лыков кивнул. Опытный скупщик краденого не хранит дома опасных вещей. У него есть одно-два укрытия, тайные от полиции. Именно туда приходят воры с добычей. Хозяин осматривает ее, взвешивает золото и серебро, оценивает вещи, после чего расплачивается. Найти такую квартиру очень трудно: она снята на другое имя. Но сейчас Алексея Николаевича заинтересовало не это.

– Сколько у барыги было таких книжонок?

– Про разбойника Александра? Три.

– Автор тот же, Тяжелоиспытанный?

– Так точно. Настоящая его фамилия Коренцвит, живет на Торговой угол Ямской. Никем он не испытанный, а просто дешевый писака, подвизается в «Одесской почте».

– Пошли со мной к начальнику отделения.

Сыщики зашли к Черкасову. Там уже сидел и что-то говорил Азвестопуло.

– Хорошо, что ты здесь, – перебил своего помощника коллежский советник. – Есть важный факт. Господин Кириаков при обыске у барыги Пружинера отобрал книжки. К литературе они отношения не имеют, это дурное чтиво для простого народа о вымышленных разбойниках.

– И что?

– А вот что. Помнишь, когда мы в Слободзее прошлой осенью обыскивали избу Самсонова, там обнаружились такие же книжонки?

– Самсонова? – встрепенулся главный городской сыщик. – Это не того ли самого?

– Того, – подтвердил Лыков и пояснил Кириакову: – Лукьян Самсонов – убийца семьи Коганов, помните, в Тираспольском уезде, в селе Слободзея? За это убийство вот-вот повесят двух дураков. А умные сбежали: один – это Степка Балуца, а второй – Лукьян. Его мы тоже по горячим следам не поймали. А он где-то здесь, в Одессе.

Азвестопуло скривился:

– Думаете, это ему каин библиотеку составляет? Маловероятно. Скорее тут просто совпадение.

– Может быть. Но что, если я прав?

Сыщики начали рассуждать. Улик против Пружинера не было, его сегодня собирались освободить. Алексей Николаевич предложил сделать это незамедлительно, но установить за старьевщиком наблюдение. Вдруг да выведет на след? Самсонов – не Балуца, так, второстепенная цель. Но он тоже убивал, его место на виселице рядом с остальными. Кроме того, Лукьян мог знать что-нибудь про Степку. Бойня в Подмосковье в будке путевого сторожа не шла у Лыкова из головы. Преступников там было двое. Возможно, сообщником атамана выступал как раз Самсонов – вот и ниточка.

Предложение коллежского советника приняли. Уже через час барыга вышел из ворот городского полицейского управления. Огляделся по сторонам и пошел домой пешком. Вид у него был довольный. На Кузнечной Пружинер заглянул в кошерный ресторан, где задержался надолго. К себе на квартиру он явился лишь к вечеру. Спустя десять минут его племянник шмыгнул во дворы через черный ход. Он долго плутал по окрестностям, облазил всю Молдаванку и постоянно проверялся. Наконец парень зашел в трактир на Головковской улице. Пробыл там всего минуту и вышел. Уже не таясь, племянник вернулся к дяде на квартиру. А в трактир ворвались сыщики.

В грязной половине они застали компанию из семи человек, которые распивали водку. Агент Репич, разглядев публику, сразу ухмыльнулся:

– Здорово, воры! Сколько лет, сколько зим!

– Знакомые ребята? – подхватил Азвестопуло.

– Как родные мне, ваше благородие. Вон с краю Васька Дубин, что покрал кассу завода Шполянского. Рядом Шмуль Розенталь по кличке Ментанагол – первый на Конной площади щипач. Швендяет на конке так, что звон стоит… Шмеля из вторика [41] незаметно вынимает, вот такой мастак! Далее Захар Попов, он же Дуня, известный бенц [42], крайне невоздержанный юноша. И так далее… Это все, как говорится, толчёчная рвань. Но один человек мне не известен. Ну-ка, выдь на свет. Ты, в столетнем твинчике [43]. Да поживей, грызло!